«ДУША РАСКРЫТА НАРАСПАШКУ…»
|
В. Зернов-Крещик родился в 1 9 3 7 г о д у в селе Жихово Середино-Будского района Сумской области Украинской ССР. С 1940 года жил в Сибири. Детство свое провел в Тисульском и Тяжинском районах Кемеровской области. Подростком трудился в колхозе, юношей — рабочим в буровой партии. После службы в армии, проходившей на Камчатке, приехал в Новосибирск, с которым была связана вся его дальнейшая жизнь. Окончил факультет механизации Новосибирского сельскохозяйственного института (ныне аграрный университет). Позже — Высшие литературные курсы при Литературном институте им. А.М. Горького. Преподавал в Краснозерском училище механизации сельского хозяйства, работал инженером отдела механизации Коченевского районного управления сельского хозяйства в Новосибирской области, журналистом в районной газете, редактором сибирского отделения издательства «Наука», редактором новосибирского радио, заведовал отделом в журнале «Земля Сибирь», был ответственным секретарем журнала «Сибирские огни». Стихи В. Зернов-Крещик начал писать еще в школе, но настоящее сближение с Музой произошло у него уже в студенческие годы. В мае 1964 года в «Сибирских огнях» состоялась первая журнальная публикация стихов В. Зернова-Крещика. Поэтические подборки выходили также в журналах «Дружба народов», «Москва», «Молодая гвардия», «Смена», «Байкал» и др. А 1965 году в Новосибирске вышла первая его книжечка (стихи в поэтической кассете «Старт»). Автор более полутора десятков поэтических и прозаических книг, издававшихся в Новосибирске и Москве. Член Союза писателей СССР и России. Заслуженный работник культуры Российской федерации, лауреат премии им. Н.Г. Гарина-Михайловского. Умер 1 3 н о я б р я 2 0 0 9 г о д а в Новосибирске.
«Нет разговора откровенней, // Чем поэтическая речь», — писал в середине 1980-х В. Зернов-Крещик, и вся его творческая судьба была посвящена большому поэтическому разговору с читателем на самые животрепещущие и жизненно важные темы. До полной сердечной обнаженности откровенный, он продолжался более полувека и питал духовной энергией не одно поколение любителей поэзии. А начинался тот разговор на пороге шестидесятых — «оттепельных» — годов минувшего века. Именно тогда имя В. Крещика, еще не обремененное второй половиной фамилии — Зернов, стало впервые появляться на страницах местной прессы. Большую роль в его творческой судьбе сыграл выдающийся советский поэт Ярослав Смеляков, в семинаре которого оказался в 1966 году на Кемеровском зональном совещании молодых писателей Урала и Западной Сибири В. Крещик. Мэтр советской поэзии, по существу, дал начинающему стихотворцу путевку в большую литературную жизнь. С первых же поэтических шагов В. Зернов-Крещик заявил себя лириком многогранным. Социальный пафос в его творчестве органично уживался с интимными переживаниями, образной яркостью, красочностью и теплым лиризмом. Некрасовское «поэт и гражданин» в полной мере определяло и суть собственного творчества Зернова-Крещика, в котором отделить одно от другого было практически невозможно. Поэт углубленного, философичного мышления, В. Зернов-Крещик стремился передать дыхание большого мира, в котором «пронизано связью сквозной все, что с жизнью меня породнило». Такая целостность и космогонизм поэтического мироощущения — одна из характерных и определяющих черт его творческого облика. Особую роль в творческой судьбе В. Зернова-Крещика играла Сибирь. Именно нерасторжимая связь с этим краем делала его по-настоящему самобытным поэтом с голосом своим и лицом. С другой стороны, Сибирь в его понимании всегда была неотторжимой частью великой Руси. В. Зернова-Крещика современники знали еще и как интересного критика, литературоведа, историка литературы. Его перу, в частности, принадлежит ряд эссе о выдающихся русскихсоветских поэтах (Я. Смеляков, Е. Стюарт, А. Преловский). Подвижническими усилиями В. Зернова-Крещика было дважды переиздано (более чем через сто лет!) легендарное «Историческое обозрение Сибири» П.А. Словцова. Многогранная литературно-общественная деятельность В. Зернова-Крещика оставила заметный след в отечественной культуре, а сам он стал заметной фигурой в литературном и культурном пространстве современной Сибири.
Алексей Горшенин
Советуем прочесть
Книги В. Зернова-Крещика: Лебяжий берег. Стихотворения. — М., 1979. Избранные стихотворения (Библиотека сибирской поэзии) — Новосибирск, 1984. Откровенный разговор. Книга стихотворений. — Новосибирск, 1987. «На всех земных пирах…». Этюды о поэтах и поэзии. — Новосибирск, 1990. О В. Зернове-Крещике: Карпунин Г. Стихия жизни. (Творческий портрет В. Крещика). // «Сиб. огни», 1984, №1. Горшенин А. «И пронизано связью сквозной…». // А. Горшенин. «Беседы о сибирской литературе». — Новосибирск, 1997. Зернов-Крещик Виктор Александрович. // А. Горшенин. Литература и писатели Сибири. Энциклопедическое издание. — Новосибирск, 2012.
ИЗБРАННЫЕ СТИХОТВОРЕНИЯ
У грани Я красоту найду в природе И в холода, и в летний зной. Но что-то высшее проходит, Никак не схваченное мной. Вот, чувствуя комок в гортани, За ветку мокрую держусь — Мне кажется, что я у грани Неведомого нахожусь. Но вновь летят С деревьев листья, Когда тому приходит срок. И сочетаньем Древних истин Бесстрашно шелестит у ног. * * * Завязывание плодов Огромных требует трудов. Нужны усилья Геркулеса, Нужны страданья, Может быть, Чтоб стал подрост Могучим лесом, Который нелегко срубить. В котором, Словно озаренье, Сквозь хрип деревьев Слышно пенье. * * * Здравствуй, родина — Сибирь, Надолго живи и здравствуй! Обживай свое богатство, Вольницу свою транжирь. Вольно здравствуй, на века, Тароватая сторонка, У тебя и слово звонко, Оттого что жизнь звонка. Молодость моя — Сибирь. Край, в котором все бескрайно, Где пылает беспечально Посреди снегов снегирь. На морозце так хорош Хохоток твоих девчонок — Россиянок и чалдонок, — Что его как брагу пьешь. От снегов твоих — светлее Светится и Мангазея, И алтайское село. И хранит Вагай-река Тимофеича становья, Славу, добытую кровью Казаками Ермака. * * * Виталию Коржеву Павино, Сады, Аэрофлот* Эти разнородные названья Навсегда вошли в мое сознанье Рядом, — Как придумал их народ. Это ведь народ соединил Матушку-землицу с небесами, Чтобы моноплан поджарый плыл В небе над сибирскими Садами. Ну а чтобы В суете сует, В той земле, Где сказки вечно жили, Землепашец, летчик и поэт Первородных слов не позабыли: Павино — Загадка и мечта, И влюбленных светлая отрада. Милый друг, Прекрасные места Нам на стороне искать не надо. Мы, сибиряки, Не бедняки. Нефть кипит под нами вороная. Распласталась от Оби-реки В обе стороны земля родная. Интеграл шагнул через Урал, Грезит царство Мыслящей цифири На равнине, Где сердит буран — Белогривый автохтон Сибири. Замыканье Но среди перекрестных смертей, Скоростей Небывало опасных, Как мне выдержать здесь Без дождей И без этих былинок безгласных. И у самого крайнего рва. Где бесцветен Дымок папиросы, Я хочу. Чтоб росли дерева, Пели птицы И грохали грозы. Содрогаясь, Летит надо мной, Словно сердце большое, Светило. И пронизано связью сквозной Все, Что с жизнью меня породнило. А усталость Еще впереди, Скучный день — Позади, Но сегодня — Птицам петь, Т деревьям цвести, И скрипеть Половицам и сходням. Я люблю на заре начинать С пеньем птиц Настоящее дело. Смог движение жизни понять, Потому Сокровенно и смело, Как новейшую из новостей, Сам себе говорю, А не веку: Замыканье на души людей — Не бывать без него человеку. Замыканье. Горят провода. Свергорячей стихии круженье. И тяжелая стынет вода В ожидании самосожженья. Калина Возле магазина городского Ладная, веселая крестьянка, Не спросясь ни у кого, торгует Жаром замороженным — Калиной. Не форсисто, но тепло одета; Крупной вязки Шаль на ней с кистями, Ношеный, но крепкий полушубок, Новые просторные пимы. Улыбается она прохожим Доброю, свободною улыбкой, Приглашает подойти поближе, В рукавицы руки не сует. И мороз ее не обижает. Он другим Пощипывает щеки, Он другим Заглядывает в душу, Он другим Проходу не дает. — Так почем, голубушка, калина? — Останавливается прохожий. Отвечает медленно, протяжно: — Дорого, родимый, продаю! — А калина Обжигает руки, Оставляет пламя на ладонях, Вырывается на снег И долго Остывает пятнами заря. Мужики, Пришедшие за пивом, Жертвуют бидоны под калину, Потому что каждому охота Ягодки попробовать такой. Потому что Выходной сегодня, И красавица уедет скоро, А название Своей деревни Никому не говорит она. Говорит: — Своих у нас немало, Мужичков, любителей природы. Говорит: — Охотников хватает Светлую калинушку губить. Стихия жизни Александру Романову Душа раскрыта на распашку, В ней отразились Тьма и свет, И желторотая ромашка, И даль, Которой края нет. А мир жужжит, и колобродит И на земле и в небесах, И песнями себя изводит, Хотя и слезы на глазах. Всегда достойны восхищенья Росток, Идущий напролом, Кумира ложного крушенье, Птенца нерукотворный дом. Не дрогнуть Перед миром этим, Пожалуй, вправду мудрено. К тому же все, Что есть на свете, Для нас давно Не все равно! Как все-таки необходимо, Чтоб, Согревая даль и высь, Под взглядом женщины любимой Поэзия входила в жизнь! А если все же Станет жутко, Когда, В негаданный черед, Неподотчетная рассудку Стихия жизни захлестнет — Есть смысл взглянуть на то, Что рядом, И стать безжалостным к себе, И встретиться С открытым взглядом И с непокорностью судьбе: Как неподдельна зелень эта, Как трепетна и как свежа! Не отвергай пространство лета, Открытая душа поэта И не бессмертная душа. Всем, кто влюблен Любовь недоказуема, Любовь ненаказуема. Она и подлежащее, Она и сказуемое. Хозяюшка земли всея (Что ей хула, Что ей молва?!), Она — Дичок-поэзия: Всегда нова, всегда права. И если слово на душу Само собою клонится, И если Дождик радужный — Она тому виновница. Нечаянно Крылом взмахнет, Случайно Увлечет в полет. Ее капризные цветки Всем, Кто влюблен, Искать! Не смейте, ненавистники, Ей крылья подсекать. Свет судьбы Геннадию Карпунину Ничего не надо У судьбы пытать, Если сердце радо Хлопотать и ждать. Если в самом деле Полюбил до слез Белые метели, Белизну берез. Если не исчезли Синие стрижи, Свет не гаснет если В глубине души. * Полустанки под Новосибирском |
